Алена Синенко: "Я не представляла что меня ждёт, когда шла работать в Красный Крест".

Я пришла в МККК 10 лет назад, в феврале 2009 года. Это было совершенно не случайно, потому что я знала, чего хотела от работы — просыпаться каждый день и понимать, зачем я на эту работу иду. Но у нас в 90-е годы мало знали о гуманитарном секторе, поэтому мне было сложно сформулировать, что конкретно я хочу. А потом я познакомилась с сотрудником Красного Креста. Он приехал в Одессу учить русский и подписал меня на рассылку, которую отправлял друзьям: тогда еще не было соцсетей, и он просто писал раз в месяц, что делает и где. Читая его сообщения, я поняла:

Это и есть та работа, которую я не знала где искать.

С первого раза у меня не получилось устроиться — я провалила тест по французскому по телефону. Но со второй попытки смогла. Это было в 2009 году — тогда на территории Украины не было представительства, поэтому я попала в Колумбию. Было ли мне страшно? Да нет — страшно было моим родителям. Но в конце концов для них главное — чтобы мне было хорошо. А мне на моей работе очень хорошо.

Самая сложная и опасная командировка у меня была в Центральную Африканскую Республику в 2012 году — как раз в период обострения конфликта. В чрезвычайных ситуациях ты очень четко видишь результаты и важность работы Красного Креста, потому что все меняется на глазах. Возникла новая вооруженная группа, пошел поток беженцев, надо действовать прямо сейчас, а налаженных программ помощи нет. Поэтому ты действуешь сам, реально меняешь жизнь людей — и ты это видишь. Это очень ответственно и очень сложно.

Например, в ситуации обострения конфликта, как правило, возникает проблема сексуального насилия. К нам в делегацию тогда стали приходить жертвы насилия. Ты пытаешься найти какие-то программы поддержки... а их нет. Мне приходилось самой консультироваться с психологами, договариваться с врачами, чтобы доставить женщин на осмотр. Просто слушать и слышать этот ужас. Потому что есть гуманитарная помощь, а есть вот такая — слушать. И она не менее важна.

Когда человек просит помощи, нельзя ему сказать: "Вы знаете вы первый, еще ничего не подвезли по этому вопросу, приходите как-нибудь потом". Надо работать.

Стресс в нашей работе, конечно, есть. Но это твоя работа, ты сам ее выбрал, поэтому работай. И потом, есть же и совершенно потрясающие примеры гуманности. Я видела человека, который во время межэтнического конфликта помогал людям спастись, подвергая тем самым свою жизнь огромной опасности. У него было всего 2 рубашки, но человеку, которому надо было бежать, — а он его едва знал — он рубашку отдал.

Такие истории мы встречаем на каждом шагу. В Конго была ситуация: проблема сексуального насилия в этой стране не только в самом факте этого чудовищного происшествия, но еще и в том, что жертв выгоняют из дома из-за предрассудков. Но появилась местная активистка: она сама ходила по домам и уговаривала родственников, объясняла и убеждала принимать женщин обратно. Доказывала, что случившееся не вина жертвы и это не опасно. Это была ее личная инициатива — ей никто не платил.

Я не думаю о том, что мне тяжело, потому что мне не тяжело.

Посмотрите на местных жителей: например, в Судане женщины идут с огромными корзинами на голове, им надо кормить семью. Они по пути проходят десятки КПП, каждый КПП — особенно для женщины — огромный риск... а так надо каждый день ходить. Да, мы тоже рискуем и попадаем в довольно непростые ситуации, но это не сравнить с тем, что испытывают местные жители. За нами все-таки международная организация, наш опыт, мы же не с улицы приходим — чтобы здесь работать, нужен очень сильный характер и умение правильно поставить себя. Нас же специально отбирают, нам проще.

В нашей работе необходимы скромность и умение слышать и видеть, потому что даже в самых жутких ситуациях люди не садятся ждать. Они ищут способы самостоятельно справиться и знают, как сделать лучше. Поэтому чаще всего наша работа начинается с того, чтобы посмотреть, что местные делают сами, и поддержать их в этом, развить их идеи и улучшить.

Такого, чтобы мы пришли и сказали: "Мы учились мы лучше знаем", — просто не бывает.

Я не мечтала о должности делегата Красного Креста в тюрьме, но мне предложили такую командировку, я согласилась и должна сказать: это очень сложная работа. Сложная она не только потому, что ты проводишь всё свое время в этой самой тюрьме и в этих самых условиях, но еще и потому, что обстоятельства у людей очень разные. На этой работе ты понимаешь, как легко оказаться не в то время не в том месте. В тюрьмах очень много страшной человеческой драмы. Вывод, который я сделала для себя: мы все несем ответственность за свои дела, но лишение свободы — более чем достаточное наказание.

Сейчас я работаю в Израиле в отделе связей с общественностью. Самая тяжелая часть моей работы — анализируется не то что каждое слово, а каждая запятая. Быть аполитичным в ситуации полнейшей политизации крайне сложно. Армии теперь не только в жизни, но и в соцсетях, и лишнее многоточие будет использовано против тебя. Это адски утомляет. Я обожаю искать истории и общаться с людьми, пытаться понять ситуацию каждого. Ведь люди страдают от конфликта с обеих сторон. Везде есть исковерканные судьбы, но точно так же везде люди пытаются манипулировать историями для своих целей. Найти лазейку для нейтральной гуманитарной коммуникации очень сложно.

Недавно мы с коллегой в Газе общались с одним из молодых людей, которые участвовали в протестах в пограничной зоне. Он был ранен, и ему ампутировали ногу — а ему 20 лет. Статью о нем опубликовали в израильской газете, и сочувствия в комментариях было намного больше, чем негатива. Это бесценно.

Доносить до людей истории тех, кто живет в ситуации вооруженного конфликта, очень важно. Причем не только для тех, кто читает, но и для тех, кто рассказывает.

Людям важно, чтобы их голос звучал.

А нам важно уметь «выйти из своего мыльного пузыря» — увидеть, что происходит с такими же людьми, как мы, пусть у них и другой цвет кожи и религия.

Я не представляла, что меня ждёт, когда шла работать в Красный Крест. Помню, мне посоветовал знакомый перед собеседованием: "Не говори, что ты хочешь спасти мир". У меня в принципе таких амбиций и не было, но спросили меня о другом: "Готовы ли вы жить в сложных условиях? Электричества может не быть, воды". Господи, да в 90-х у нас ни того, ни другого не было. Этим меня точно не удивить. И потом — ко всему привыкаешь... кроме разве что того, что спасти мир не удастся.