Джорджи Дрндарски: "Иногда забываешь, что можно жить хорошо и спокойно"

Большую часть своей профессиональной жизни Джорджи Дрндарски посвятил прошлому, работая в Международной службе розыска. Влияние ли это архивных документов времен войны или семейных историй о пропавших без вести в начале 20 века, но сейчас Джорджи призывает всех жить исключительно в настоящем.

Международная служба розыска (МСР) – это огромный архив документов о людях, которые пострадали во времена нацистов. Проще говоря, если в семье кто-то пропал или погиб в ходе войны, и вы хотите выяснить подробности, – вам в МСР. Долгое время МСР была частью МККК. Частью очень интересной и даже детективной. Мы разыскивали сведения о пропавших буквально по обрывкам записей документов почти вековой давности. И часто ключом к ответу оказывались пара слов, накарябанных карандашом на истлевшей бумаге.

Мы всегда исходили из желания того, кого ищут

Как в любой детективной работе, в работе МСР было много этических вопросов. Что, например, делать, если женщина ищет своего пропавшего ребенка, мы его находим, но он живет в семье и не помнит, что начиналось-то все для него иначе? Мы всегда исходили из желания того, кого ищут.

Бывало, люди наотрез отказывались встречаться. Тогда мы говорили обратившемуся за поиском, что человек жив и здоров (и это уже отличная новость), но, увы, встречаться не хочет. Но знаете, мы потом всегда возвращались к таким случаям, потому что ты «посадил» семечко и оно растет, и со временем люди, как правило, хотят встречи. Нам чаще говорили да.

Лучше самые страшные сведения, чем неизвестность.

Вопрос о том, почему так важно найти родственников – даже когда все уже давно позади – очень сложный. Я часто спрашивал себя, почему люди просто не перевернут эту страницу? Но у них за плечами ужасы войны. Они всё помнят будто было вчера, это же передается поколениями. Им крайне важно стереть черные пятна неизвестности, потому что они заполняют их такими ужасами... Лучше самые страшные сведения, чем неизвестность.

 ...его просто потрясли копии таких важных в его жизни документов

Моя работа в МСР, кстати, пригодилась и моей семье. Моего двоюродного дедушку из Сербии во время войны арестовали и вывезли в Германию для допросов. Там его постановили казнить. К счастью, он смог бежать, много месяцев скрывался и перешел границу Польши, а затем и России. Благодаря МСР мы нашли регистрационную карточку его ареста, приказ этапирования и файл заключенного. Последний документ обозначал его в статусе беглеца. Мой двоюродный дед еще был жив когда мы все это нашли, и его просто потрясли копии таких важных в его жизни документов. Теперь они у нас хранятся как семейная реликвия.

Может сложиться впечатление, что работа МСР это только счастливые воссоединения, но у нас были и особые случаи. Бывало, поиск по запросу раскрывал, что человек не совсем тот, кем его считали. Например, одна семья обратилась за разъяснением обстоятельств гибели отца. Им было известно, что того казнили в концентрационном лагере, потому что он был не то коммунистом, не то революционером. Мы взялись за поиски архивных документов, подняли все пласты сведений.... и выяснили, что казнили его за гомосексуализм. И как это сообщить семье?

Или пришел запрос на поиски сведений для семьи, где все знали, что родственник геройски погиб на войне. Только не знали, как. Мы взяли случай в работу и выяснили, что родственника казнили, потому что он был предателем. А в семье культ героя передавался из поколения в поколение. Что делать? Как прийти к ним и сказать – он был информатором нацистов? А если родственники старые и больные?

Мы искали пути смягчить удар.

Если информация очень экстремальная и полностью противоречит тому, что знает семья – это всегда тяжело. Но мы не могли брать на себя ответственность и лгать, что ничего не нашли. Мы искали пути смягчить удар. Если был сильный или молодой член семьи, мы его вызывали, передавали ему, чтобы он сам решал, как информировать и информировать ли родных в принципе, потому что такая новость может стать ударом для всей семьи.

Но таких случаев я помню всего пару – это, конечно, совершенно экстремальные ситуации. Зато была масса историй, когда те, кто попадали в плен, заводили другие семьи. Женились, рожали детей. Ну, а после войны родственники начинают это все выяснять...

МККК ... это и стратегическая работа

В 2012 году я вернулся непосредственно в МККК, и сейчас работаю в представительстве в Минске, очаровательном и очень тихом городе. МККК это ведь не только зоны конфликтов, это и стратегическая работа. Я уже достаточно хлебнул в горячих точках - в Чечне, Абхазии и странах Африки.

 

Помню, в одной из африканских стран, куда я поехал работать, город захватили повстанцы. Раненых было очень много, и мы развозили их по больницам. Я вез двоих солдат в клинику и в какой-то момент заметил, что на дороге я почему-то совершенно один. Вдруг с одной стороны дороги на другую полетел град пуль. И я ехал прямо по линии огня, открытый со всех сторон. Я пригнулся к педалям, со всей мочи вжал газ и рванул через огонь. Слава богу мне повезло, но один солдат дорогу не перенес. Я был ТАК зол на него! Парень, да ты видел, какой путь я проделал ради тебя? Что ж ты так меня подвел?! До сих пор помню. Но кстати, зная, как часто коллеги попадают в еще более сложные ситуации, – я плюю через плечо что на мою долю выпало мало таких «приключений».

Я рад, что в Минске такого даже близко нет - люди могут жить хорошо и спокойно. О том, что это вообще возможно, иногда забываешь.