"Когда они ее видели в последний раз, у нее просто была высокая температура"

От душераздирающего крика Завади у меня сжимается сердце. Я вижу, как она сгибается пополам, слышу, как она тяжело дышит, пытаясь преодолеть гнев. Входят пять человек, которых невозможно узнать. Они одеты в желто-белые защитные пластиковые костюмы. Они принесли мешок, в котором лежит глава семьи — для одних она мать, для других — сестра или тетка.

Я нахожусь в центре лечения лихорадки Эбола в городе Бутембо в провинции Северное Киву Демократической Республики Конго (ДРК). Всё здесь простерилизовано, хлорировано, дезинфицировано. Всё, кроме горя. Одна из пяти желтых фигур открывает мешок, чтобы показать лицо умершей. И тогда раздаются рыдания. Гигиенисты выходят, чтобы дать семье Завади побыть с покойной без посторонних. Один из коллег, проходя мимо меня, говорит: «Есть вещи, к которым невозможно привыкнуть». И я даю волю чувствам. Меня пробирает дрожь, к глазам подступают слезы.

Вот уже больше шести лет как я работаю в Международном Комитете Красного Креста (МККК) в зонах конфликтов. Я видела страдания людей, которым пришлось бежать из родных мест. Мне приходилось хоронить трупы неизвестных. Я слышала адскую музыку выстрелов.

Но это моя первая эпидемия, и она свирепствует в зоне конфликта. Когда я начинала работать здесь, я сама не понимала, как будет трудно.

Я слышу рыдания Завади и вдруг понимаю: за цифрами статистики, которые я видела в компьютерных презентациях, — живые люди. И у меня снова сжимается сердце.

О начале эпидемии Эболы в этой провинции на востоке ДРК, уже много лет страдающей от нападений вооруженных групп, похищений и террора, было официально объявлено в августе 2018 г.

Всемирная организация здравоохранения приложила огромные усилия, чтобы остановить распространение вируса, и население этого города — более миллиона жителей — спокойно занимается своими повседневными делами. По крайней мере, так может показаться на первый взгляд.

Все гостиницы переполнены, во всех из них теперь оборудованы места для мытья рук. Вымыв руки хлорированной водой, надо померить температуру бесконтактным термометром. Кожа у меня на руках сухая и пахнет как после бассейна в детстве. Причем всё время. А еще нужно опрыскивать подошвы обуви, поэтому брюки у меня снизу вылинявшие как у хиппи. Все вокруг постоянно пользуются антисептиком для рук.

Жизнь в условиях строгой стерильности вносит свои поправки в отношения между людьми: любые прикосновения запрещены. Эбола передается через жидкости: слезы, пот, сперму, кровь. А значит, чтобы не заразиться, нельзя ни до кого дотрагиваться. Совсем. Рукопожатия отменяются. Никому даже в голову не приходит поцеловаться или обняться. Самые отчаянные слегка прикасаются локтем к локтю знакомого в знак приветствия, но не больше того.

Вот уже 25 дней, как я ни разу сознательно не дотронулась до другого человека, и у меня такое чувство, что я начинаю плесневеть изнутри. Если даже я это ощущаю, представьте себе, что чувствуют родственники заболевших.

Как я увидела на примере Завади, в этой части Конго траур сопровождается громкими криками и рыданиями, показывающими горе родственников и их любовь к умершему.

Эбола нарушает посмертные обряды.

Обычай требует поплакать над телом покойного, обрядить его к похоронам и совершить множество других действий, прикасаясь к останкам. Семья Завади не сможет соблюсти этот ритуал. Они попрощаются с покойницей сквозь прозрачную пластиковую перегородку, пока ее тело будут опрыскивать хлоркой, прежде чем положить в мешок для трупа, а потом в гроб, который опустят в могилу чужие люди, одетые в жуткие комбинезоны.

Последний раз, когда они ее видели, у нее просто была высокая температура. Они думали, что это, наверное, малярия. Потом ее увезли в центр лечения Эболы. Оттуда она вернулась в пластиковом мешке. Это непонятно. Невыносимо. Мучительно.

- - - -

К счастью, не всех, кто попадает в центр, ждет смерть. Если больного госпитализировать при первых симптомах, его можно вылечить. Здесь таких людей называют «победителями». Мачози — один из них. Он пережил Эболу. Теперь он помогает нам объяснять местным жителям, что такое вирус Эболы и как с ним бороться.

Вместе с нашими коллегами из Красного Креста ДРК он несколько раз в неделю в церквях, в школах и на рынках рассказывает о том, как он лечился, и о вирусе, пытаясь преодолеть тот страх, который царит среди населения. Это требует смелости. Нелегко стоять перед людьми, такими же как ты, и говорить им, что их страх оправдан, но что слухи, которые ходят в этих местах, лживы.

Нет, объясняет он, иностранцы приехали не затем, чтобы красть наши органы. Нет, знахарь вас от Эболы не вылечит. Да, как только вы заметите у себя симптомы, нужно сразу же идти в центр лечения. Нет, гуманитарным работникам не платят за каждую смерть.

Целая армия гуманитарных работников, местных лидеров, специалистов по связям с общественностью и психологов старается развеять заблуждения и убеждает людей в том, что бороться с Эболой значит также и бороться со слухами и предрассудками. Эбола реальна, надо лечиться.

Борьба с эпидемиями обычно не входит в задачи МККК. Организация работает в Бутембо и в Бени уже восемь лет в связи с вооруженным конфликтом.

Когда началась вспышка Эболы, Международная Федерация обществ Красного Креста и Красного Полумесяца также подключилась к международным усилиям по оказанию помощи, поскольку она знает, как нужно хоронить умерших, избегая риска заражения и проявляя уважение к их человеческому достоинству. Именно она координирует работу бригад национального общества Красного Креста, которые забирают останки и погребают их в соответствии со строжайшей процедурой, чтобы не допустить распространения инфекции.

МККК, со своей стороны, вносит свою лепту в эту работу, пользуясь тем, что он хорошо знает регион, давно поддерживает контакты с властями и может позаботиться о том, чтобы все бригады работали в безопасной обстановке.

Я смотрю, как машина МККК увозит гроб. Семья Завади с криками и плачем направляется к выходу.

В тот же момент к центру подъезжает еще один пикап, в котором лежит самый маленький гробик, какой мне приходилось видеть. Вчера вечером умер двухнедельный младенец, которого три дня прятала бабушка.

Его мать умерла от Эболы четыре дня назад, но семья не хотела в это верить. Даже детский мешок оказался для него слишком велик. Гигиенисты открывают его маленькую головку, а я думаю о своих родных и друзьях.

На какое-то мгновение мне захотелось оказаться дома, почувствовать себя под защитой — под защитой любви, а не пластика.

Селина Дeжан